Алексей Улицкий

НА ПЕРЕКРЕСТЬЕ ВЕТРОВ.

Очень долго, наверное, с раннего детства,

Я искал то заветное место,

Где встречаются ветры...

И вот через годы, я нашел его и увидел,

Наивно ликуя пред редкой удачей,

И считая, что вся Мудрость мира

Теперь мне доступна...

Но, увы, только мрак запустенья,

И присутствие смерти всегда где-то рядом...

Фернандо Санчес "У колыбели гения"

Сегодня на меня нахлынули воспоминания. Говорят, что это чаще происходит в старости, особенно, если это воспоминания перемешаны пополам с грустью. Я никогда не тоскую по ушедшим временам, я считаю, что лучшие времена - это те, в которых ты живешь, я не тоскую по ушедшим возможностям, ибо у человека всегда возможностей более, чем достаточно, но сегодня я тоскую по ушедшим друзьям, потому как это единственное, что достается как подарок Мира и если теряется, то безвозвратно.

Нас было четверо. Когда-то давно они подобрали меня на одной из Алтайских троп, когда я, попав в пургу потерял половину вещей и продуктов и окончательно сбившись с пути, пытался прибегнуть к последнему - открыть внутреннее зрение, которое могло бы меня куда-нибудь вывести. Когда пурга закончилась и погода наладилась, я так и сидел посреди тропы, пытаясь вызвать нужное состояние. В это время они возвращались. Им было хорошо, и они с гиканьем и криками сбегали по склону. Увидев меня, они тотчас же все поняли, и уже через минуты передо мной стоял примус с булькающей на нем кашей. Так мы познакомились. Я узнал, что это очень отчаянные и по-своему странные люди. Наверное, это были единственные люди в нашей стране, кто как к себе домой ходил в северные отроги Гималаев, минуя с особыми хитростями бдительных

пограничников. "Мало вам гор, что ли?" - спрашивал я тогда. В ответ они ухмылялись и говорили, что то - само собой, а это - само собой и потом, Гималаи - это не просто горы...- такой был всегда ответ.

Один раз мы отмечали Новый Год у одного из них на даче. Возле пылающего камина стояли кресла и столик, на который внезапно лег лист бумаги:" Полюбопытствуйте.." Мы склонились над листом, на котором были начертаны несколько линий и что-то отдаленно напоминавшее контурную карту Евразии и Африки. "Верно, это она и есть, - прозвучало в ответ. " Ребята, я тут такое раскопал, что даже боюсь говорить, потому, как вы прям щас в тапочках и побежите!" Это был Тимур - заводила - рыжий Овен, необычайно сильный и задиристый.

- Ну, ты уж попытайся, а я их подержу, - встрял я, поскольку считался человеком холодным и рассудительным.

- Не могу, вот еще грогу бы, то, может, спьяну я бы и выболтал, хотя, скажу я вам, все военные тайны дешевле стоят, чем ...- он постучал себя пальцем по темени. Выпив еще полстакана грогу, как всегда, за безнадежное мероприятие рыжий Тимур пустился в повествование. Он достал довольно потрепанную тетрадь, объявив, что это его походный дневник позапрошлого года.

- Вот, читаем, - он стал водить пальцем по карандашным строкам, - "Здешние скотоводы, - это было на Памире, в Таджикистане, - добавил он мимоходом, - считают, что наиболее зловредный ветер тот, что дует со стороны пика Коммунизма. Когда задул этот ветер, то пастухи-таджики отговорили нас двигаться в путь и мы действительно два дня пережидали ужасную непогоду."

- Ну и что?

- Помолчи! Мы тогда были примерно в пятидесяти километрах к югу от поселка Хайдаракент. - Тимур поставил точку на карте, где должен был находиться поселок, затем была отмечена точка пика Коммунизма и через них проведена линия. - Дальше... Я читал, что у индусов, проживающих в северных штатах, по крайней мере в некоторых племенах, существует обычай располагать алтарь и жертвенник в северной или же в северо-восточной части дома, но чаще все-таки в северной. Это продиктовано тем, что, по их мнению, самые зловредные - это духи северных гор и севера вообще. Они считают, что на север утекают силы человека, и на север же улетает его душа после смерти, особенно, если человек вел

неправедный образ жизни. С подобными поверьями я встречался не раз, нов данном случае речь идет о касте посвященных браминов из Сринагара и Джаммы.

Он отметил на бумаге Сринагар и Джамму и также линии азимутов на север и северо-восток. Линии пересеклись примерно на широте горы Чогори в северо-западных Гималаях.

- И последнее, что я хотел сказать на сегодня...- он сделал паузу, - Признаться, я сразу воспринял этого человека, как посланника, ибо его слова прозвучали для меня, подобно грому, я тогда чуть не рухнул прямо на тротуар. Он... Да, кстати, я не сказал, что это мой сокурсник-афганец, у него все предки из города Пули-Хумри. Собственно, это скорее не город, а ПГТ по-нашему, я о нем и узнал-то совсем недавно, там недалеко Костя погиб, ты помнишь его, - он обратился к Кару, это было прозвище одного из них. Тот кивнул.

- Так вот в том разговоре мне Ибрагим, ну это имя того афганца, говорит, что, дескать, все зло идет с востока. Ну это он к тому, что мы тогда говорили о какой-то секте буддийского толка, а может, и не буддийского, в общем - восточного. Ну вот он по востоку-то и прошелся. Я сразу его перебил и говорю, что, мол, это что же у вас там про восток пословица такая есть? А он и отвечает, что да, мол, пословица, дед его еще любил повторять, и, кстати, на охоту ездил только в западном направлении. Ну,

теперь вот вам Пули-Хумри, - он поставил точку, - и вот направление на восток, - он провел луч азимута. Линии пересеклись, ну или почти пересеклись, неважно это. В комнате воцарилось молчание.

- Я так понимаю, что вы обалдели, - продолжал Тимур, - но я все же позволю себе подвести некоторое резюме. В точке, которую мы с вами только что наметили, сосредоточен источник земного зла. Это, если хотите гнездо дьявола, ну, или, может быть, одно из гнезд. Какие будут соображения?

Когда я взглянул на их лица, то уже тогда понял, что препятствовать бессмысленно, ничего уже сделать нельзя, разве только следовать вместе с ними, вместе с ними разделить все.

Это во многом были странные люди, не верящие ни в Бога, ни в черта, одновременно очень тонко чувствующие природу и строго выполняющие абсолютно все заповеди странников, многие из которых могут показаться нелепыми.

- Я надеюсь, что вы не настолько обалдели, чтобы действительно рвануть прямо сейчас, не переодевая тапочек? - спросил я в надежде, что до лета еще далеко и может как-то поостынет. Это было наивное предположение. Бехли, так называли третьего, уже к марту месяцу имел полный набор топографических карт, раскладок продуктов, расписаний рейсов и прочего, в общем, они были уже готовы в марте месяце. По всему получалось, что это место находилось неподалеку, примерно в двухстах километрах от тех мест, где они уже бывали, пользуясь секретными тропами контрабандистов. Это была малохоженная и, наверное, очень мрачная долина, неподалеку от перевала Лхо-Ла, что уже на территории Индии примерно в ста пятидесяти километрах на северо-запад от горы Чогори.

Мы отправились туда в июне, пройдя едва видимыми тропами две границы, и один раз нас почти засекли, но ветер изменил направление, и собаки не услышали запах. Мы прошли, потом день отдыхали, испытывая странное чувство, что это уже не Союз, а Индия, родина многих мудрецов и пророков. Так мы шли в общей сложности месяц, питаясь, в основном, дарами природы и не прикасаясь к НЗ, который изрядно оттягивал плечи. Нам оставалась последняя ночь перед штурмом последнего перевала. Было совсем тихо, но внезапно в наш сон ворвался шум камнепада. Выскочив из палатки, я обнаружил, что камень, величиной с футбольный мяч, остановился в одном сантиметре от того места, где я только что спал. Это было предупреждение, однако мне ничего не оставалось, как сделать вид, будто смысл случившегося прошел мимо меня. После завтрака, когда мы двинулись в путь, я был очень подавлен, поскольку понимал насколько

опасно игнорировать Волю Мира. Однако мне повезло, более того, мне повезло так, как только может везти сумасшедшим. Переходя через реку, что протекала вдоль долины, я упал и сильно подвернул ногу. Травма была серьезной, и ни о каком дальнейшем продвижении не могло быть и речи. Тогда пришлось пойти на компромисс. По иронии судьбы они решили, что это им повезло, они подбадривали меня, хлопали по плечам, мол, не расстраивайся, обещали все подробно рассказать. Я же только молился про себя. Что говорить, ведь сделать было ничего нельзя уже тогда, когда мы сидели возле камина.

Из трех рюкзаков они оставили два, сложив в один все самое необходимое. Конечно, так было легче, и стало быть появился шанс обернуться за два-три дня.

Они ушли вверх по перевалу, почти не оглядываясь, оставив меня с вещами в безопасном месте. Я перевязал ногу и, вырезав костыль, стал кое-как медленно передвигаться к реке и обратно, потом наловчился и стал довольно бойко двигаться по долине, исследуя все ее закутки. Прошло четыре дня и я уже стал волноваться. В ночь четвертых суток вдруг стал слышен странный рокот, доносившийся со всех сторон, но все же, хотя я и не уверен, в большей степени он доносился с той стороны, куда они ушли. Сначала я подумал, что близится землетрясение, такое когда -то наблюдалось на Кавказе, но мой проводник-сван очень серьезно говорил, что это духи гор что-то не могут между собой поделить: "В это вреэмя лучше сыдэть дома и нэ висовыват нос, а нэ то будэшь и бэз носа и бэз нычего", - так он говорил, и мы день пережидали в его сторожке, где он обычно живет, когда охотится или пасет овец.

По всему выходило, что духи гор заметили ребят, и я стал пытаться привлечь их внимание в мою долину. Ковыляя от куста к кусту, падая и ругаясь, я собирал по веточке хворост и выкладывал его посреди долины в виде мальтийского креста. Спустя часа три мой крест вспыхнул, и я ходил вокруг него, взывая к духам гор и бросая в огонь крупу, изюм и лавровые листья...

К утру рокот прекратился и около полудня я увидел на вершине перевала двух людей. Они шли каждый сам по себе, не страхуя друг друга и не переговариваясь. Это было странно, я взял бинокль и разглядев, узнал Бехли и Тимура. Вскоре они подошли к палатке и сели, опять же каждый сам по себе. Первым заговорил Бехли:

- Жрать хочу!

- Сейчас будет, - ответил я.

- Не давай ему, - сказал Тимур, - пусть жрет то, что у нас украл!

- Ты чего, с дуба рухнул? - спросил я, а у самого холод прошел по всему телу. - Чего это ты наехал вдруг?

- Ты молчи, - сказал Бехли, - ты там не был, вот и молчи, жрать давай!

Я сел молча на землю и стал наблюдать, что будет дальше.

- Чего вылупился?! - закричал Тимур на Бехли, - Не жалоби меня! Он бы всех нас за собой утянул! Видал, какая глубина там?

Бехли молчал, а потом подскочил и с размаху ударил Тимура кулаком в лицо.

- Это ты, падла, подстроил, что он в воронку ушел! Я, гад, за тобой все время смотрел. Воронка там получилась, где ты круг протоптал! От волков, говорит, круг такой помогает. А какие тут волки? Тут, поди, как на Марсе, и червяков-то нету!

- Закройся! Ты-то б уже не варнякал! Когда они появились, кто сопли распустил? Кто кричал, что это, мол, он меня сюда привел, заберите его, а меня не трожьте. А?

Бехли молчал.

- Молчишь, гнида? Вот и молчи! А кольцо я правильно протоптал, от нечисти, вроде тебя!..

Теперь они оба молчали, а я с ужасом смотрел сзади и понимал, что всему пришел законный конец, что по сути передо мной мертвецы, дни которых сочтены. Ни у одного из них не было ауры, как нет ее у мертвого пня... Я достал фляжку спирта, налил в кружки и дал им обоим. Они выпили и почти сразу повалились и заснули, и я понял, что они уже, наверное, суток двое не спали, гонимые какими-то кошмарами, рожденными где-то во чреве того дьявольского места, издревле обходимого всякими караванами. Было также очевидно, что Кар погиб при каких-то странных обстоятельствах, перевернувших мозги моим бывалым друзьям.

Они проспали почти сутки, и затем мы двинулись в обратный путь. Много было странного по дороге обратно. Первое время нас сопровождал какой-то черный треугольник, который временами трансформировался в серебристый шар или тороид, и который улетал тотчас же после прочтения молитвы. Затем я стал замечать каких-то людей, неподвижно сидящих и глядящих на нас сверху. Они были в темных одеждах, и их было довольно трудно различить на фоне гор, но я постоянно чувствовал на себе их внимательный напряженный взгляд. Но все это ничего в сравнении с последним событием.

Мы пересекали афгано - советскую границу и было, казалось бы, намного проще, чем когда мы шли туда. Пограничники прошли, даже не взглянув в нашу сторону, когда Бехли вдруг поднялся во весь рост и побежал. Что говорить... Сначала последовали уставные окрики, а затем треск, издалека похожий на треск рвущейся ткани. Бехли упал вниз лицом и замер. Мы двое суток отсиживались, а затем перешли.

С Тимуром я больше никогда не виделся, я лишь один раз встретился с его женой, и она показала мне его письмо. Это произошло примерно через полгода после нашего возвращения. Письмо было стандартное, с просьбой его простить и больше никогда не разыскивать. Жена говорила, что его уходу предшествовал рентгеновский снимок легкого, на котором обнаружилось пятнышко неправильной формы. Врачи отводили глаза, что-то мямлили насчет бронхита, говорят, что Тимур, чуть не побил рентгенолога, и тогда тот рассказал ему все. Что может быть страшнее смерти? Только жалкая, позорная смерть на глазах у всех. Как мог Тимур позволить людям жалеть себя, лгать, а затем умереть в жутких болях, беспамятстве, наркотическом бреду... Нет, это было невозможно. Он заранее купил билет на самолет, а затем, когда все ушли на работу, он позвонил из автомата на улице, убедился, что дома никого, зашел, взял свой походный скарб и ушел навсегда. Теперь все его близкие находятся в странном положении, ибо он лишил их права на свою могилу, более того, даже поминки теперь - это занятие не для них, ибо неизвестно жив ли он или же мертв. Вдруг врачи ошиблись, и на снимке и впрямь был виден бронхит? Я знаю, куда он пошел, приземлившись на забытом Богом аэродроме. Мы были там довольно давно. После долгого трудного дня, он, снимая с себя мокрую куртку, вдруг совершенно серьезно сказал, что здесь он, наконец, нашел то место, куда можно было бы прийти умереть. Тогда я был слишком уставшим, чтобы воспринимать все сказанное серьезно, и лишь теперь я совершенно точно знаю, куда он пошел. Нет, я вам ни за что не открою, где находится это место, ибо каждый человек может умереть так, как он хочет.

Уход Тимура явился последним звеном в цепи этой печальной и во многом поучительной истории. С тех пор более ничего не происходило, но я всякий раз я с затаенным дыханием думаю, а что если и на этот раз я оказался слишком наивным, полагая, что это последнее звено, и опасность прошла мимо меня...